Общество гурманов: [сборник] - Джеймс Блэйлок

Кловер. Если тебе будет что мне сообщить, неважно что, сразу приходи. Мистер Дэвис пропустит. Хотя, если не хочешь, чтобы тебя видели, дождись, пока все остальные уйдут домой. Моя дверь всегда для тебя открыта, и все сказанное останется между нами, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— А что мне сказать им сейчас, сэр?

— Скажи, что тебя повысили, перевели работать на прессе для водяных знаков, ведь это чистая правда.

— А как же Дейзи?

— О, за Дейзи не переживай. Ей хорошо заплатят, и на утреннем поезде она отправится в Лондон. Всё ради ее же собственной безопасности. Она собирается вернуться к родне. Видишь ли, мой отец щедр, а я стараюсь от него не отставать. Так что набросай, что ты надумала для серии водяных знаков. Я посмотрю на твои рисунки, но предупреждаю, требования у нас очень высокие — и у отца, и у меня.

— Благодарю вас, сэр, — Кловер убрала ассигнации в карман и, почтительно присев, вышла из конторы, всеми силами сдерживая улыбку, так и просившуюся на лицо. Получила двадцать фунтов, да еще и освободилась от работы у чанов! Когда девушка проходила мимо Дэвиса, тот коснулся рукой края шляпы, непристойно высунул язык, а потом молча повернулся и пошел вверх по лестнице.

ГЛАВА 6

ПОСЛАНИЕ НА ОКНЕ

Гилберт Фробишер, вошедший вслед за Сэм в здание фабрики, оказался в большом зале с обтянутыми материей стенами, ярко освещенном солнцем через окна в крыше. В центре полукругом стояли столы, за которыми полдюжины девушек в бумажных шляпах и передниках складывали бумажных лебедей и кораблики из листов разноцветной бумаги. Фробишер принял стакан пунша у девушки с галстуком в виде бабочки, раскрашенной разными цветами, как настоящая.

— Так это, значит, оригами? — спросил Гилберт у Сэм.

— Да, мистер Фробишер. Нас сразу учат складывать бумажные фигурки. Это искусство придумали в Японии, на другом конце света, подумать только! Какое животное вам больше нравится? У нас хорошо получаются разные птицы.

— Я люблю павлинов, хотя не представляю, как можно соорудить фигурку такого создания из бумаги. В моем имении в Дикере, милочка, я держу с десяток павлинов. Они сидят на крыше и стонут, как страдающие духи.

Сэм провела Фробишера к столу, за которым сидела ее ровесница, ну, может, на год или два старше, — худенькая темноволосая девушка в очках.

— У нас только у Дейзи получаются павлины, — сказала Сэм, и Дейзи немедленно взялась за дело. Она выбрала большой лист кальки, и ее руки проворно начали складывать и разглаживать бумагу, поворачивая, переворачивая, наполовину разворачивая обратно и начиная снова — перегибая бумагу в обратную сторону и снова разглаживая. Потом пришел черед ножниц. И наконец, к восхищению Гилберта, у Дейзи получился самый настоящий крошечный павлин с пышным хвостом. После того она, не говоря ни слова, взяла палитру и акварельные краски, смочила кисточку и набрала на нее синей краски. Девушка работала быстро, но очень тщательно: она сделала черную каемку вокруг синего, потом добавила зеленого.

Вдруг она прервалась, уронила кисточку и, зажав рот рукой, начала кашлять. Лицо ее сначала пошло красными пятнами и исказилось от натуги, а потом начало стремительно бледнеть. Дейзи задыхалась, судорожно втягивая носом воздух. Гилберт заметил дорожку красных капель на свежераскрашенных павлиньих перьях и понял, что это не краска, а кровь. Припадок тем временем отступил. Девушка отдышалась, вытерла рот, взяла кисточку и продолжила работу.

— У Дейзи иногда бывают такие страшные припадки, прям голова лопается, — сообщила Сэм Гилберту, — и кашель у нее скверный. Это все миазмы из чанов, от них…

Она осеклась и опустила глаза, а голос над ухом Гилберта произнес:

— У мистера Фробишера нет никакого желания слушать про то, что у Дейзи круп, Саманта, равно как и прочие праздные слухи. Вернись на свое место, будь любезна!

Гилберт повернулся и обнаружил за своей спиной Чарлза Тауновера, вид которого не предвещал ничего хорошего. От гнева лицо хозяина фабрики приняло кирпично-красный оттенок. Он достал из потайного нагрудного кармана сюртука пузырек, откупорил его, поднес к носу, затем отпил небольшой глоток и, приложив некоторое усилие, обрел видимость спокойствия. После сэр Чарлз наградил Гилберта тонкогубой улыбкой. Мужчины пожали друг другу руки.

— Грудная жаба, — пояснил Тауновер, демонстрируя пузырек, — нитроглицерин, верите ли! — он постучал кулаком себе по груди. — Очень быстро работает, в отличие от большинства девушек, которые лодырничают при каждом удобном случае. Неудивительно, что им мало чего удается добиться в жизни!

— А! — Гилберт изобразил на лице заинтересованность. Он не видел Тауновера много лет — они познакомились еще в школе, где Чарлз имел репутацию записного зануды, и, как ни странно, подружились. И теперь Гилберта расстроила выходка бывшего приятеля — по-видимому, Тауновер не только постарел, но и очерствел.

— А ты, Дейзи, — проворчал Тауновер, — когда закончишь раскрашивать павлина для сэра Фробишера, отправляйся к мистеру Дэвису и доложи ему, что я освобождаю тебя от работы до конца дня. Пропущенное время из твоей платы не вычтут. И еще с тобой хотел поговорить мистер Хенли. Можешь сразу идти в контору. Не мешкай.

Больше ничего не сказав девушкам, он обратился к Гилберту:

— Я представлю вас другим пайщикам.

Хозяин бумажной фабрики взял Фробишера под руку, подвел к хмурому мужчине, рядом с которым стояла увядшая, но обильно напудренная женщина, вероятно, жена, и произнес:

— Возможно, вы уже знакомы с Годфри Паллинджером.

— И в самом деле знаком, — Гилберт приподнял шляпу, окидывая пару внимательным взглядом. Еще один не слишком приятный человек — самодур с таким выражением лица, будто он не улыбался как минимум целую вечность. Паллинджер составил состояние на торговле углем, и все знали, что сердце его стало черным. Гилберт десятилетиями покупал этот уголь, и поэтому Паллинджер был отчасти обязан своим состоянием ему — так же как он, в свою очередь, отчасти был обязан Паллинджеру своим. Третий пайщик, джентльмен по имени Джаспер Пул, жевавший сигару, поприветствовал Гилберта кивком.

Некогда стальной магнат и владелец других прибыльных предприятий Гилберт Фробишер часто философски размышлял о привлечении партнеров: стоит ли проявлять щепетильность или просто брать, что дают, не глядя. Он жалел, что в молодые годы бывал неразборчив, ибо позже понял, что на сомнительных делах можно заработать немногим больше, чем на честных.

— Позвольте мне показать вам нашу коллекцию форм для водяных знаков, — Тауновер, не дожидаясь ответа, повел гостей в комнату с богатой выставкой филигранных проволочных форм, в том числе очень старых. Владелец фабрики явно гордился коллекцией